“В СВЕЖЕВЫМЫТОМ ЛИФТЕ ВСЕГДА ПАХНЕТ СОБАКОЙ”, -

подумал человек по имени Голубцов, бочком шагнув в лифт и, скользко потоптавшись, огляделся. “Х..! х..!.. … х..!!.” – в пубертатном захлёбе нацарапанное по периметру замыкалось в порочный “круг”-квадрат неожиданно твёрдым и веским “ЧЛЕН”.

“К чему бы?” - подумал Голубцов.

- Эй, товарищ! Товарищ, задержи лифт, - пропыхтели с площадки, - у меня вещи!

“Ага, лифт один, а нас двое – значит, с незнакомцем в одном лифте. С мужчиной… Знаем такие вещи!” - Голубцов рванулся наружу, врезался в того, пыхтящего, отпрянул…

- Ты чего, товарищ?!

- …я пешком… я спортсмен, - буркнул Голубцов не оборачиваясь и, задохнувшись, прилип спиной к стене за углом.

Лифт, сомкнувшись, утащился…

“Не электричка – по расписанию не ходит, может вообще не прийти… - подумал Голубцов про лифт, - а на улице уроды с ротвейлерами… А я?..” – и капризно топнул сандалетой.

Потолок подтекал…

Голубцов выставил челюсть: поймать каплю – не хватило. Голубцов выставил дальше – и капля, скользнув по гладкому, как у “первоклашки” подбородку, ушла куда-то в свитер, “а повезло, так в трусы бесплатно” - скривился Голубцов – но не почувствовал. Голубцов выставил челюсть совсем – и справа голову прострелила хрустящая боль. “Челюсть сломал, - подумал Голубцов, баюкая щёку, - надо крикнуть: Врач!”.

Но рот не послушался.

Лифт умер где-то на верхотуре, куда надо Голубцову, где был недосягаемо-добрый Серьга с ванной и халатом нараспашку, с по-русскими водочкой под икорку и широченной “плавучей” кроватью с торшером, полной ночных шёпотков и поцелуев в пупок.

“Не приедет лифт, - подумал Голубцов снова, - не электричка… а как же я – к Серьге?”

Голубцов решился по лестнице, но шагать болела челюсть. “…ещё гадят на лестнице… и хулиганы там”, – Голубцов растерялся и всхлипнул.

Он сполз по побелке на корточки, “буферами” скрестил руки под свитером, для тепла, бережно подпёр саднящую голову плечом и уснул смотреть про Серьгу.

Голубцов не заметил, как зондируют его нервными усами тараканы и обкусывают крысы…

Вместо Серьги ему привиделись лето, древня и изжаренная досуха зноем коровья лепёшка, наколотая на ивовую лозину, с маху подлетающая вверх высоко-высоко – аж солнышко тёмно!..